В соседней комнате что-то прошуршало и замерло. Затем загремел упавший стул, и Михаил Николаевич Велкотачковский проснулся. Рядом, по-детски свернувшись калачиком, мирно посапывала его дражайшая супруга Верочка. Он вслушался в напряженно застывшую тишину и осторожно тронул жену за оголившееся плечо:
- Вера! Просыпайся! У нас, кажется, воры.
Верочка открыла глаза и в доверчивом недоумении уставилась на него.
- Одень на себя что-нибудь.. Платье какое-нибудь., - уточнил Михаил Николаевич.
- Красное или зеленое в горошек? - деловито переспросила жена, скатываясь с кровати к платяному шкафу.
- Да все равно какое, - пробурчал муж, - Только смотри, чтоб ниже талии было.
Верочка принялась рыться в куче тряпья, болтающегося на плечиках, медленно просыпаясь и начиная напевать себе под нос.
- А правда, у меня здесь удивительно свежий цвет лица? - Задала она самый идиотский вопрос в данной ситцуации. - Это все огуречные маски. Ну, зеленые такие...
- Прекрасный цвет, я заметил, - вполголоса подтвердил муж, натягивая на семейные трусы с оттянутыми коленями обвисшее на животе трико..- Только ты маски эти что-то в последнее время совсем не смываешь... Ну, можно уже открывать дверь?
- Подожди! Я еще не причесалась и не накрасилась!
- А, ну да, боевая раскраска! Я думаю, дорогая, воры сбегут отсюда быстрее, если ты ее все же нанесешь. - Он прислушался - тишина просачивалась сквозь щель между дощатой дверью, сколоченной из ящиков из-под снарядов и стеной, оклеенной намедни сороковым слоем обоев (смазка все равно просачивается, зараза!). - Что-то там подозрительно спокойно. Уснули они что ли? - Михаил Николаевич задумался на мгновенье. - Слушай, матушка твоя не могла прискакать?
- Да ты что! Ночь! Транспорт не ходит!
- А она пешком придет, лишь бы радость мне... нам доставить...
- И к тому же у мамы зуб мудрости разнылся. Болеет она.
- Значит, не безнадежно! Мудрость ее беспокоит, говоришь... Так она у нас скоро гигантом мысли станет! Может быть...
- Хватит издеваться! Она тебя так любит.
- А я ее еще больше. Я же хочу ей мудрой и спокойной старости на краю последних дней.
Верочка выбрала, наконец, платье и с трудом втиснула в него свое раздавшееся за время летнего отпуска тело. Как ним странно, накраситься она успела еще до того, как оделась.
- Ну, открывай дверь!
Жену Михаил Николаевич выпустил первой: во-первых, как более малоценный предмет, во-вторых, надеялся на отпугивающий эффект. Но ничего не случилось. Ровным счетом. Ни криков о помощи, ни угроз.
Когда он включил дрогнувшей рукой свет, то увидел удивительную картину.
На полу под столом спал мужчина в измятом костюме. На световые блики на его лице мужчина никак не отреагировал. Только поморщился и сделал жест вялой ладонью, словно муху отгонял.
- Эй! Вы! Проснитесь! Немедленно проснитесь! Вы что это, улеглись, как у себя дома. Вы вообще вор или где? - вступила в действие Верочка, вцепившись пантерьей хваткой в худенькие плечи пришельца. Тот очумевшим взором полуприкрытых глаз уставился на чету Велкотачковских и снова уронил голову с громким всхрапом. Потом подскочил, ударившись макушкой о столешницу. Это его и протрезвило.
И тут Велкотачковские узнали, что у незнакомца здесь же, в этом садоводческом товариществе, есть такая же точно дача, из таких же точно ящиков из-под снарядов его дедом сколоченная, с такой же точно мебелью, привезенной из города, от бабок, но только дача находится... (єКакая это линия Одиннадцатая? А моя - на пятнадцатой! Ой, елки-палки! Жена убьет! Вот так на работе с коллегами дни рождения до ночи праздновать...?)
Они проводили мужчину до калитки, тот галантно чмокнул Верочку в протянутую ладонь и ушел в указанном направлении, вздыхая и почесываясь.
Наутро Верочка не нашла самого ценного, что хранила на даче, как зеницу ока: дорогущих духов из Франции (правда, попахивали они азиатскими оттенками), купленных за ползарплаты. А Михаил Николаевич потерял цепь в палец толшиной, в которой красовался на участке в дни приезда тещи.
- Надо же, а такой хороший человек, - вздохнула Верочка.
